Малко стало страшно, по спине побежали мурашки. Ладони стали мокрыми. Он вытер их о брюки, медленно поднял руку с «кольтом-45», направил дуло в ближайшую автомашину. Если это засада, стрелять надо первым. До ближайшего обитаемого места было более километра, помощи ждать неоткуда. Волны все так же монотонно и успокаивающе бились о берег. Малко напрягал зрение, стараясь различить через ветровое стекло машины, стоявшей напротив него, свою предполагаемую мишень.
Ничего не увидел. Глаза привыкли к темноте, и Малко мог бы поклясться, что за рулем никого не было. Но не призрак же управлял машиной!
Держа все так же на прицеле ветровое стекло таинственной автомашины, Малко повернул голову и оторопел: вторая машина также была пуста! Но он не слышал, как открывались и закрывались дверцы, и не видел, чтобы кто-нибудь выходил из них. Оглядел внимательно пляж, — никого. Так долго продолжаться не могло. Малко выпрямился и, прижимаясь к машине, приблизился к открытой дверце.
Тихо.
Одним прыжком Малко вскочил на сиденье и включил стартер. Согнувшись почти вдвое на сиденье, чтобы до максимума свести на нет попадание вражеской пули, включил первую передачу. Кольт он все так же крепко сжимал в правой руке. Кровь бешено стучала в висках.
Перед тем, как рвануть машину с места, Малко включил полный свет.
Мощный, ослепительно-белый сноп света высветил перед машины: ее было видно, как днем. Малко бросил кольт на сиденье и дико расхохотался. Водитель, безумно вытаращив глаза и раскрыв рот от неожиданности, лежал на сиденье, держа руку на курчавой голове. Голова ходила взад и вперед у него между ног. Малко все еще хохотал, когда поставил машину во дворе «Мамми Йоко». Он очень удивился, увидев Джима Декстера, ожидавшего его в кресле в холле отеля. Вид у него был явно озабоченный. Американец взял Малко под руку. Чувствовалось, что он очень напряжен.
— Пройдем в бар.
Малко рассказал ему о приключении на берегу моря и об информации, полученной от Коннолли. Американец едва заметно расслабился.
— Лумли Бич — это дом свиданий ливанцев. Это дешевле, чем «Мамми Йоко». Иногда они бросают девок на пляже и смываются, не заплатив... Но не обольщайтесь, там ночью полно хулиганья, они грабят влюбленных.
— Почему вы здесь?
— Шека Сонгу приходил ко мне. Он рассказал, что произошло. Вы легко отделались, и в этом проблема. Во Фритауне никто ничего не может предпринять против Карима Лабаки. А он — настоящий убийца.
— Да, я понимаю. Сначала Чарли, теперь эта несчастная Сэти. Да, мы подняли жирного зайца... Иначе он не решился бы нападать на белого...
— Вы абсолютно правы, — подтвердил шеф центра. — Но я поставлен перед моральной проблемой. Наш президент, проинформированный о предстоящих событиях, должен дать приказ о принятии превентивных мер, а мы — у меня такое впечатление — не располагаем для этого достаточными средствами. У меня нет желания хоронить вас в Сьерра-Леоне.
— За одного битого двух небитых дают, — ответил Малко. — Расследование продвигается. Эдди Коннолли занимается двумя шиитами-террористами, и я надеюсь получить еще информацию.
Малко должен был также встретиться с Ваелем Афнером, израильтянином, но Джиму Декстеру сообщать об этом не следовало.
— Хотелось бы точно знать, какова связь и взаимоотношения между Форуджи и Лабаки, — произнес американец. — Я думаю, что за веревочки дергает Форуджи и работает он на спецслужбы Тегерана. Но на сегодняшний день я ничего о нем не узнал. Его практически никто не видит, он ни с кем не встречается. Даже у Сонгу нет о нем никакой информации. Его шофер тоже иранец и живет в резиденции на Хиллкот-роуд.
— Можно попытать счастья через сьерра-леонку, она вроде бы его любовница, — заметил Малко. — Если, конечно, это не просто сплетни. Но иранские интегристы но такие аскеты, каковыми представляются. Я-то уж узнаю кое-что об этом. Я увижусь с Руджи завтра вечером. Если она сведет меня с любовницей Хусейна Форуджи, это будет интересная зацепка...
Джим Декстер отнесся к этому варианту весьма скептически. И несколько обеспокоенно.
— Надеюсь, что Руджи отыщет ее, — наконец произнес он. — А пока будьте предельно осторожны. Фритаун — все равно что Западное побережье. Такой тип, как Лабаки, могущественнее полиции.
Малко похлопал свою сумку, с которой теперь не расставался.
— Без вашего кольта я бы уже был покойником. У меня перед Хусейном Форуджи преимущество: он не знает, с какой стороны я к нему подбираюсь. А теперь я приму душ и пойду спать.
Хусейн Форуджи с мрачным видом сидел, глядя на горячий туман, нависший над Фритауном. Будет еще жарче, а при стопроцентной влажности — ад. Да, надо действительно быть преданным исламской революции, чтобы сидеть в этой вонючей дыре. Хотя наверху, в резиденции на Хиллкот-роуд, жара была терпимее... Он посмотрел в зеркало: бледное, плохо выбритое лицо, от пота волосы прилипли ко лбу. В маленьких черных, глубоко сидящих глазах злоба и коварство... Как бывший осведомитель САВАКа — политической полиции шаха, — он должен был иметь особые заслуги но части подлости, чтобы превзойти себя в этой же области на службе у аятоллы.
И все же его отправили в ссылку в это место, забытое аллахом, с тем, чтобы он совершенствовал в тиши свои познания Корана и одновременно провернул небольшую, но довольно кровавую операцию. Если он успешно справится с этим делом, вернется в Тегеран и заживет счастливо...
Он взял машинку, снабженную специальной насадкой, позволявшей оставлять трехдневную бороду, согласно воле молохов, старательно подровнял черную щетину, как он делал это каждое утро. Положил на место машинку, сбросил пижаму, обнажив очень белое тело, покрытое клочками черной шерсти, все в буграх.